Деятельность полиции и Европейская конвенция о правах человека

Филипп Лич Адвокат, директор по правовым вопросам, Курдский проект по правам человека

Данный доклад посвящен рассмотрению вопросов, касающихся воздействия прецедентных правовых положений Конвенции на деятельность полиции. Во многих решениях Европейской комиссии и Суда по полномочиям полицейских властей содержится призыв действовать исключительно в рамках закона, понятного и доступного для всех, и избегать произвольного нарушения прав человека. Решая свои определенные законом задачи, полиция обязана действовать сбалансировано и взвешенно. В ряде случаев Конвенция налагает позитивные обязательства на полицейские власти, призванные обеспечивать защиту права на жизнь и проводить эффективные следственные действия в случае гибели людей или причинения серьезного ущерба их здоровью.

Вытекающие из данной конвенции обязательства, налагаемые на полицейские власти, будут рассмотрены в данном материале по следующим направлениям:

А. Наблюдение и следственные действия              
В. Вторжение, обыск и захват   
С. Арест и задержание         
D. Обращение с подозреваемыми            
Е. Ведение полицейского архива  
F. Право на жизнь

Основополагающие принципы Конвенции

Прецедентно-правовые положения Европейской комиссии и Суда по правам человека основываются на целом ряде общих принципов, имеющих прямое отношение к реализации норм Европейской конвенции применительно к полицейской деятельности.

(i) Субсидиарность

Система защиты прав человека, основанная на положениях Европейской конвенции о правах человека, играет подчиненную (субсидиарную) роль по отношению к национальным системам по обеспечению прав человека.  Это положение находит свое отражение в требовании исчерпания национальных возможностей по защите прав человека перед обращением в Европейский суд: "Государства освобождаются от необходимости отвечать перед международной организацией за свои действия, не исчерпав всех возможностей по совершению правосудия в рамках своих внутренних правовых систем".[i] Данный принцип также вытекает из права, содержащегося в Статье 13 и предусматривающего использование "эффективных мер" в рамках национальной правовой системы независимо от того, содержатся или нет в национальном законодательстве положения Европейской конвенции о правах человека.

Данная концепция степени признания норм международного права (см. ниже) является еще одним аспектом, характеризующим применение принципа субсидиарности.

(ii) Демократическое общество

Превалирующая в тексте Конвенции по правам человека концепция демократического общества[ii] признается в качестве основы европейского общественного порядка: "демократия …, по-видимому, является единственной политической моделью, рассматриваемой Конвенцией о правах человека – единственной моделью, совместимой с положениями данного документа".[iii] Сноска на концепцию демократического общества содержится и в Преамбуле к Конвенции о правах человека. Данная концепция гласит, что любое ограничение прав, содержащихся в Статьях 8-11, должно быть обосновано и "необходимо в демократическом обществе".

Учитывая данное обстоятельство, Суд особенно нацелен на поддержание и обеспечение прав человека, провозглашаемых демократическим обществом. Например, свобода участия в политических дебатах, по общему мнению, лежит в основе концепции демократического общества. При этом следует отметить, что данная свобода непосредственно касается и свободы средств массовой информации в целом. Более того, данная политическая свобода имеет прямое отношение и к правам на проведение мирных собраний, свободу мысли, совести и религии, а также избирательному праву.

(iii) Правовая уверенность

Содержащийся в Преамбуле Конвенции и в Законе о Совете Европы принцип правовой обоснованности лежит в основе создания системы правовых отношений, базирующейся на Конвенции о правах человека.[iv]

Принцип правовой обоснованности пронизывает все правовые положения Конвенции о правах человека.[v] Например, Статьи 8-11 гласят, что любые ограничения, налагаемые на реализацию прав человека, должны быть "в полном соответствии с законом" или "предписаны законом". Согласно положениям Статьи 5, любое задержание гражданина должно быть законным и "соответствовать процедурам, предписанным действующим законодательством". В данном случае речь идет о соблюдении как процедурных, так и содержательных норм. Положения Статьи 7 содержат требования правовой обоснованности всех действий в рамках уголовного законодательства.

Все это означает, что правовая база, включая государственные законы, регулирующие нормы, положения общего законодательства, а также предписания Европейской комиссии (определяющие порядок ограничения прав человека, провозглашенных Европейской конвенцией), должны быть доступны и понятны для всех: человек "должен быть в состоянии самостоятельно (а в случае необходимости и при содействии специалиста) в разумных пределах предположить те последствия, которые могут вытекать из соответствующего действия".[vi] Таким образом, требование правовой обоснованности должно базироваться не только на официально принятых нормах и процедурах, но также соотноситься с направленностью (качеством) соответствующих положений внутреннего законодательства. Там, где внутреннее законодательство разрешает принимать решения по усмотрению, должны быть очерчены пределы соответствующих дискреционных полномочий.[vii] Конвенция исходит из понимания того, что абсолютной правовой обоснованности невозможно добиться во всех случаях. Совершенствование норм общего законодательства, например, вполне соответствует духу Конвенции.[viii] Степень правовой "обоснованности" зависит от характера реализуемого в данной ситуации права, а также характера налагаемых ограничений.

(iv) Пропорциональность

Положения Статей 8-11 предполагают применение ограничений в отношении реализации содержательных прав человека лишь в той мере, в какой это необходимо в "демократическом обществе" с целью реализации законных целей. Это означает, что те или иные ограничительные меры должны базироваться на "насущной социальной         необходимости" и быть сбалансированы с решаемыми задачами. При оценке пропорциональности и сбалансированности планируемых мер Суд рассматривает возможность применения в данной ситуации альтернативных средств для защиты соответствующих общественных интересов без применения специальных ограничительных санкций. Суд также оценивает, насколько основания для применения ограничительных мер являются "релевантными" и "достаточными" в данной ситуации. Положения Статей 8-11 также требуют, чтобы процесс выработки решений по вопросам ограничительных санкций базировался на принципе справедливости. Помимо этого, наличие механизмов эффективного контроля за применением властями ограничительных мер рассматривается в качестве существенного фактора обеспечения пропорциональных и взвешенных действий.

При оценке пропорциональности и взвешенности принимаемых решений государственные власти имеют право действовать по своему усмотрению или исходя из своего понимания "степени важности" (см. ниже) рассматриваемого вопроса.

(v) Степень важности

Решая вопрос о пропорциональности применяемых ограничительных мер в отношении прав, декларируемых Конвенцией о правах человека, Суд исходит из концепции степени важности: государственные власти в принципе более подготовлены к тому, чтобы рекомендовать применение тех или иных ограничительных мер. Это спорное толкование неоднократно подвергалось критике как неверное в принципе и весьма туманное.

Применяемая в сочетании с концепцией пропорциональности, в соответствии с положениями Статей 8‑11, концепция степени важности имеет отношение и к следующим Статьям: 5 (например, при решении вопроса о том, следует ли задержанного квалифицировать как "находящегося в здравом уме"[ix]), 6 (например, при рассмотрении ограничений права обращения в суд[x]), 14 (при решении вопроса о том, в какой мере почти сходные ситуации могут оправдывать применение различных правовых норм[xi]), 15 (при оценке сложившейся общественной ситуации как чрезвычайной), Статьи 1 Протокола 1 (например, при рассмотрении вопроса о том, в какой мере право властей применять правовые нормы распространяется на вопросы контроля над собственностью[xii]) и Статьи 3 Протокола 1 (например, при решении вопроса об ограничительных мерах в отношении права голосования и выставления своей кандидатуры на выборах[xiii]).

В зависимости от контекста, пределы степени важности того или иного вопроса для государственных властей могут различаться. Например, государство может в широких пределах руководствоваться принципом степени важности в отношении вопросов, касающихся управления собственностью (см. положения Статьи 1 Протокола № 1), а также при оценке ситуации, квалифицируемой как чрезвычайное положение (см. положения Статьи 15). Однако государственные власти лишь в узких пределах вправе толковать степень важности того или иного контекста при решении вопросов о применении ограничительных мер с целью поддержания авторитета и обеспечения беспристрастности судебных органов (см. положения Статьи 10).

(vi) Конвенция как "живой инструмент"

Поскольку Конвенция рассматривается как "живой инструмент", роль Суда состоит в том, чтобы интерпретировать положения Конвенции в свете сложившихся обстоятельств и текущего момента, а не пытаться оценивать те намерения, которыми руководствовались составители Конвенции в конце 1940‑х гг. В основе применения положений Конвенции лежит динамичный, а не исторический подход. Этим принципом руководствовался Суд, например, в судебном деле Matthews v UK[xiv] при решении вопроса о том, применима ли Статья 3 Протокола 1 к Европейскому парламенту, хотя этот орган еще не существовал, когда составители Конвенции завершали свою работу. В деле Selmouni v France[xv] Суд использовал принцип так называемого "живого инструмента" при оценке степени жестокости обращения, которому был подвергнут заявитель в полиции. Суд определил, что те действия, которые в прошлом квалифицировались как "негуманные и унизительные в отношении человека", а не как пытки, могут быть иначе классифицированы в будущем. При этом Суд руководствовался более жесткими требованиями, предъявляемыми к работе по защите прав человека.

Поэтому следует сделать вывод о том, что применение положений Конвенции о правах человека не базируется на какой-либо формальной прецедентной доктрине.

(vii) Реальные и действенные права

Положения Конвенции интерпретируются и применяются таким образом, чтобы соответствующие гарантии, содержащиеся в Конвенции сделать "реальными и действенными", а не "теоретическими или иллюзорными". Например, в судебном деле Matthews v UK[xvi] заявительница свидетельствовала о том, что, проживая в Гибралтаре, она была лишена права участвовать в выборах в Европейский парламент. Руководствуясь принципом реальных и действенных прав, Суд постановил, что европейское законодательство касается избирателей, проживающих на территории Гибралтара, в такой же мере как и внутреннее законодательство. Следовательно, у британских властей не было никакого основания лишать заявительницу права голоса в данной ситуации в соответствии с положениями Статьи 3 к Протоколу 1, определяющими общеевропейские правовые нормы.

В данном случае существует связь между признанием Судом того факта, что применение норм об исчерпании возможностей внутреннего законодательства должно рассматриваться с учетом контекста в области защиты прав человека применительно к конкретной ситуации.[xvii] Следовательно, эта правовая норма должна применяться гибко. От заявителей не следует требовать исчерпания теоретически возможных правовых норм: должны быть исчерпаны лишь достаточно ясные и практикуемые правовые нормы того или иного государства.

А. Наблюдение и следственные действия

Дела о тайном наблюдении, особенно путем прослушивания телефонных разговоров, нередко рассматривались с учетом адекватности правовой базы, регулирующей такие действия. Будучи подозреваем в получении краденых вещей, заявитель, фигурировавший по делу Malone v UK, свидетельствовал о том, что его телефонные переговоры прослушивались полицией. В данном случае прослушивание велось в соответствии со специальным распоряжением министра внутренних дел Великобритании.[xviii] Добившись оправдания, заявитель опротестовал законность такого рода прослушиваний согласно положениям Конвенции о правах человека. В решении по делу Malone[xix] Суд определил, что в тех случаях, когда государственные власти действуют тайно, всегда существует риск произвола. Однако Суд согласился с британскими властями относительно того, что требования Конвенции (особенно те, которые касаются обоснованного предвидения) должны по-особому интерпретироваться в контексте полицейских действий. В данном случае цель состоит не в том, чтобы ограничить поведение людей. Тем не менее, в своем определении Суд подчеркнул, что при принятии решения о "применении тайных и потенциально опасных ограничительных мер в отношении права на частную жизнь и переписку" полицейские и иные государственные власти должны прежде всего руководствоваться достаточной доказательной базой, что может исключить случаи произвола. Суд определил, что в деле Malone были нарушены положения Статьи 8, что, главным образом, объясняется неоднозначностью и неопределенностью соответствующего внутреннего законодательства, примененного в данном конкретном случае.[xx] После вынесения такого решения британские власти приняли Закон о перехвате сообщений от 1985 г., который регулирует порядок перехвата сообщений, передаваемых по почте и телефону (включая мобильные телефоны). В последующем решении о допустимости подобных действий (в контексте утверждений о перехвате телексных сообщений, направляемых представителями профессиональных союзов в Восточной Европе Генеральному секретарю Шотландского совета профессиональных союзов), Европейская комиссия подчеркнула, что данная система позволяет с необходимой точностью решать узко поставленные задачи (Campbell Christie v United Kingdom[xxi]).

В судебном деле Halford v United Kingdom[xxii] Суд определил, что перехват телефонных разговоров Элисон Хэлфорд ее работодателем (полицейским участком Merseyside) в пределах внутренней телефонной сети был произведен в нарушение положений Статьи 8. Поскольку тогда Закон 1985 г. о перехвате сообщений еще не действовал, Суд определил, что данный перехват был осуществлен "в нарушение действующего законодательства".[xxiii]

                Отсутствие правового регулирования также сыграло решающую роль в отношении использования полицией подслушивающих устройств. В судебном деле Michael Govell v United Kingdom[xxiv] Комиссия единодушно обнаружила нарушение норм как Статьи 8, так и 13, выразившееся в использовании подслушивающего устройства, которое было размещено в стене, отделяющей квартиру заявителя от соседней квартиры. Данное прослушивание было осуществлено представителями полицейского участка West Yorkshire (Великобритания). Тогда вопросы использования подслушивающих устройств регулировались исключительно подзаконными актами, издаваемыми руководством Министерства внутренних дел.[xxv] Заявитель не был ознакомлен с положениями соответствующего подзаконного акта на том основании, что он носит служебный характер и не может быть раскрыт в интересах общества. Поскольку тогда никакого внутреннего закона, регулирующего использование скрытых подслушивающих устройств не было, Комиссия определила, что применение скрытого подслушивающего устройства в отношении Майкла Говелла было осуществлено "в нарушение действующего законодательства". Рассмотрев судебное дело Khan v UK[xxvi], которое также касалось применения скрытого подслушивающего устройства, размещенного полицией на частной квартире, Суд определил на том же основании, что местная полиция нарушила положения Статьи 8.

Качество законодательства, регулирующего телефонное прослушивание во Франции (разрешаемое на основании постановления судьи, ведущего следственные действия), также вылилось в обнаружившиеся случаи нарушения положений Статьи 8. Данные нарушения были вскрыты судом при рассмотрении судебных дел Kruslin v France[xxvii] и Huvig v France[xxviii]. Хотя телефонное прослушивание тогда и регулировалось нормами французского уголовного кодекса, Суд определил, что данные нормы являются недостаточными по целому ряду признаков. Например, в кодексе не было определения относительно того, в отношении каких категорий граждан может осуществляться телефонное прослушивание, а также какие правонарушения могут вызвать судебное постановление о применении телефонного прослушивания. В законе также ничего не было сказано о сроках действия такого рода постановления, порядке уничтожения соответствующих записей, особенно после оправдания обвиняемого.[xxix] Так, например, рассмотрев судебное дело Rotaru v Romania[xxx], Суд определил, что внутренние правовые нормы, регулирующие вопросы телефонного прослушивания, были явно недостаточны, а также что нормы, регулирующие хранение информации, собранной полицией, находятся в противоречии с положениями Статьи 8.

                Рассматривая вопросы применения тайных следственных действий со стороны полиции, Суд подчеркнул, что "ценности демократического общества должны быть в максимальной степени отражены в законодательстве, регулирующем надзорную деятельность государства, в том случае, если эти нормы не выходят за рамки положений пункта (2) Статьи 8".[xxxi] Рассмотрев дело Klass, где речь шла о применении системы тайного наблюдения в Германии, Суд постановил, что "там, где при рассмотрении частных дел могут быть допущены злоупотребления, имеющие серьезные последствия для сохранения ценностей демократического общества в целом, судебные инстанции в принципе должны быть наделены соответствующими надзорными полномочиями".

Тайные полицейские действия/поимка в ловушку

Вопросы полицейских действий, касающихся провоцирования преступлений или правонарушений, следует рассматривать в контексте положений Статьи 6.[xxxii]

Обязательства в отношении жертв и их семей в ходе следственных действий

В некоторых обстоятельствах положения Статей 6 и 13 Конвенции о правах человека могут обязывать полицейские власти вести следственные действия таким образом, чтобы предотвратить правонарушения. Такая обязанность налагается с учетом интересов жертв преступлений и их семей, которые, согласно положениям Статьи 6, должны иметь право адекватного доступа к судебным инстанциям с целью реализации любого "гражданского права", признанного внутренним законодательством и о котором идет речь в данной конкретной ситуации.³² Одним из примеров в данном отношении является судебное дело Osman v the United Kingdom[xxxiii], в рамках которого фигурировало общепризнанное гражданское право на привлечение к суду за преступную небрежность или халатность. По данному делу Суд определил, что имело место нарушение положений Статьи 6, выразившееся в том, что британские суды сослались на полицейский иммунитет в ходе проведения следственных действий и борьбы с преступностью. По данному делу  проходил Ахмет Осман, который был ранен (а его отец убит) бывшим учителем на почве острой неприязни. За этой трагической перестрелкой последовала серия других правонарушений с участием данного учителя. Обо всем этом полицейские власти были своевременно поставлены в известность. Заявители (Ахмет Осман и его мать) обратились в Суд с заявлением о преступной небрежности со стороны полиции, которая не приняла надлежащих мер по задержанию данного учителя. Апелляционный суд отказал заявителям в рассмотрении данного заявления на том основании, что в интересах общества полиция пользуется иммунитетом в такого рода ситуациях. Апелляционный суд при этом определил, что рассмотрение дел, связанных с обвинением полицейских властей в преступной небрежности или халатности может, в конце концов, привести к "чрезмерно осторожному" поведению полиции в борьбе с преступностью. Более того, такой подход может резко увеличить расходы, связанные с деятельностью полиции, а судебные тяжбы по такого рода делам могут отвлечь внимание полиции от решения своих главных функциональных задач.[xxxiv] Однако Европейский суд по правам человека единодушно определил, что применение исключительной нормы (без рассмотрения соответствующих факторов общественного характера), освобождающей полицейские власти от ответственности за преступное небрежение, неадекватным образом ограничило право заявителей обратиться в суд, что является нарушением положений пункта (1) Статьи 6. Делая такой вывод, Суд подчеркнул, что заявители успешно прошли проверку на родство, проводимую при рассмотрении такого рода дел, а также что данный случай будет способствовать сокращению количества судебных дел, связанных с обращениями граждан в связи с преступной халатностью полиции.

                Обязательства, вытекающие из положений Статьи 6, могут дополняться положениями Статьи 13, которая требует применения эффективных мер для защиты других прав, провозглашенных Конвенцией. Рассматривая заявления о применении пыток и нарушениях права на жизнь (особенно в контексте действий представителей турецких сил безопасности), Суд определил, что понятие "эффективных мер" в соответствии со Статьей 13 предполагает "проведение всестороннего и эффективного расследования с целью выявления и наказания тех лиц, которые отвечают за совершенное правонарушение, а также обеспечение действительного доступа к инстанциям, осуществляющим следственные действия".[xxxv]

В. Вторжение, обыск и захват

Общеевропейские организации, базирующиеся в Страсбурге, неоднократно проверяли полицейские власти на предмет соответствия их деятельности по вторжению в жилые помещения, обыску и захвату компрометирующих материалов требованиям Статьи 8 и Статьи 1 Протокола № 1 Конвенции по правам человека.

                Заявитель, проходивший по делу Chappel v United Kingdom[xxxvi], занимался продажей видеоматериалов, совмещая свой дом и офис. В рамках данного дела одновременно с ордером на обыск, реализованным полицией с целью обнаружения и изъятия видеоматериалов непристойного содержания, был также реализован ордер на обыск, инициированный истцом Антоном Пиллером по делу о нарушении авторских прав. Суд отметил, что опасения судьи британского Высокого Суда относительно того, что одновременные обыски (с участием 16 или 17 человек) носили "чрезмерно угрожающий характер".[xxxvii] Однако в данном случае применение ограничительных мер в отношении положений Статьи 8 было вполне обоснованно, поскольку преследовало цель защитить авторские права истца.

                Конвенция требует, чтобы национальное законодательство в достаточной степени регулировало права государственных органов по применению ограничительных мер в отношении положений пункта (1) Статьи 8 Конвенции о правах человека. Рассмотрев дело Funke v France[xxxviii], касающееся обыска жилого помещения заявителя французскими таможенными властями и захвата его финансовых документов, Суд определил, что три из четырех основных прав, защищенных положениями пункта (1) Статьи 8 Конвенции, были нарушены. Речь идет о следующих правах: праве на уважение к частной жизни, праве на уважение к частному жилищу и праве на уважение к частной  переписке. Суд нашел принятые меры не соответствующими той цели, которую на законных основаниях преследовали французские власти. Основная причина состояла в отсутствии какой-либо необходимости в выдаче ордера на обыск. Другие же соответствующие ограничения и условия, предусмотренные французским законодательством, были квалифицированы как "слишком слабые и неоднозначные", что позволяло французским таможенным властям действовать в широких пределах, включая право самостоятельно принимать решение о целесообразности, количестве, длительности и масштабах проводимых инспекций.[xxxix] В тех случаях, когда государственные власти имеют право проводить обыски без соответствующего постановления судебных властей, внутреннее законодательство должно предусматривать "очень жесткие ограничения" таких полномочий с тем, чтобы исключить случаи нарушения положений, содержащихся в Статье 8.[xl]

                Дело Niemetz v Germany[xli]подтверждает то обстоятельство, что обыск офисных помещений связан с нарушением прав, регулируемых Статьей 8. По данному делу офис заявителя-юриста был подвергнут полицейскому обыску, в рамках которого были вскрыты шкафы, содержащие информацию о клиентах. Обыск был произведен с нарушением права о "частной переписке". Вместе с тем, суд отметил, что положения пункта (1) Статьи 8 не оговаривают конкретно права на защиту "частной переписки" в отличие от права, например, на "жизнь".[xlii] В данном случае не имело большого значения, что корреспонденция носила профессиональный характер. И все же Суд определил, что обыск был произведен без учета необходимого уважения к профессиональной тайне и с нарушением принципа пропорциональности. Это, главным образом, объяснялось тем обстоятельством, что ордер на обыск был сформулирован в исключительно широких терминах, позволяющих осуществлять обыск и захват "документов" без каких-либо ограничений.[xliii]

                Рассмотрев дело McLeod v the United Kingdom[xliv], Суд обнаружил, что вторжение полиции в жилое помещение заявителя с целью предотвращения риска нарушения общественного спокойствия явилось нарушением прав, провозглашенных пунктом (1) Статьи 8. Полиция вторглась в жилое помещение с целью предотвращения возможного скандала между заявительницей и ее бывшим мужем, который пришел для того, чтобы забрать некоторые из своих вещей. Внутреннее законодательство в достаточной степени регулирует вопросы, касающиеся вторжения полиции в жилое помещение с целью предотвращения риска нарушения общественного спокойствия. Хотя по данному делу вмешательство полиции было признано обоснованным, поскольку преследовало цель предотвращения риска нарушения общественного порядка или возможного преступления, средства, использованные полицией, не соответствовали преследуемой цели. Полиция не удосужилась уточнить, имел ли право бывший муж бывать в квартире заявительницы (как выяснилось, он не имел этого права). Когда же полиции стало известно, что заявительницы нет дома, никакого вторжения, разумеется, осуществлять не следовало, поскольку было ясно, что данная ситуация не содержит никакого риска нарушения общественного спокойствия или преступления. В этом случае имело место очевидное нарушение положений, содержащихся в Статье 8 (решение принято 7 голосами против 2).[xlv]

                Обыск и захват полицейскими властями должен осуществляться с учетом требований Статьи 1 к Протоколу № 1, которые предусматривают право человека на беспрепятственное пользование своим имуществом.[xlvi] Следует признать, что формулировка данной Статьи позволяет государственным властям в широких пределах действовать по усмотрению с тем, чтобы обходить это право: она разрешает властям лишать человека возможности пользоваться своим имуществом в том случае, если это "в интересах общества". Второй пункт данной Статьи гласит, что "никоим образом не может быть ущемлено право государства применять необходимые правовые нормы, определяющие контроль за использованием собственности с учетом общих интересов, требования уплаты налогов или необходимости применения штрафных или карательных санкций".

                Рассмотрев дело Handyside v United Kingdom[xlvii], Суд определил, что никакого нарушения данного положения не было. В рамках данного дела полиция провела обыск жилого помещения заявителя (издателя) с целью захвата экземпляров книги "The Little Red Schoolbook", предназначенной для школьников. Впоследствии заявитель был осужден на основании положений Закона о непристойных публикациях. По решению суда осужденный также должен был возместить расходы, связанные с уничтожением этой книги.

С. Арест и задержание

Статья 5 Конвенции о правах человека имеет целью предотвращение случаев произвольного задержания, которые особенно часто обжаловались в последнее время. Статья 5 требует, чтобы каждый арест или задержание осуществлялись в полном соответствии с положениями действующего законодательства (как в процедурном, так и в содержательном планах). Арест или задержание должны проводиться на основании причин, предусмотренных в подпунктах (а) – (f) пункта (1) Статьи 5, содержащих исчерпывающий перечень конкретных обстоятельств.33 При этом необходимо соблюдать и целый ряд процедурных прав. Арестованный незамедлительно должен быть проинформирован о причинах своего задержания. Кроме того, он должен иметь возможность незамедлительно предстать перед судьей (если арест проведен на основании разумного подозрения в совершении преступления), а также оспорить свое задержание в судебном заседании. Должно быть предусмотрено и право на компенсацию в том случае, если вышеупомянутые требования оказались нарушенными.

Применение положений Статьи 14 (недопущение дискриминационных действий) в сочетании с положениями Статьи 5 позволило бы исключить произвольное толкование полномочий, которыми пользуются полицейские власти при осуществлении обысков.

                Первейшим вопросом, который необходимо решить в случае ареста или задержания, является вопрос о том, идет ли в данном случае речь о "лишении свободы". В статье 5 речь идет не об ограничении свободы перемещения,34 в отличие от ареста или задержания. В данном контексте необходимо рассматривать такие факторы, как характер, длительность, последствия и способ осуществления той или иной меры. Рассмотрев дело Amuur v France35, Суд определил, что задержание беженцев в транзитной зоне аэропорта в течение 20 суток является лишением свободы, хотя технически задержанные имели полное право вернуться на родину. Важным обстоятельством в данном решении суда явилось отсутствие какой-либо правовой или социальной помощи для заявителей. Статья 5 предусматривает защиту прав человека, когда речь идет о любом "лишении свободы", даже если задержание длится в течение очень короткого периода времени.36 Положения Статьи 5 позволяют защищать права человека даже в том случае, когда человек добровольно подвергает себя задержанию.37

Требования, гласящие, что лишение свободы должно быть в полном соответствии с действующими нормами законодательства, означают не только то, что должны соблюдаться внутренние содержательные и процедурные нормативно-правовые положения, а также то, что потенциальные задержанные должны быть защищены от произвола.38 Это, в свою очередь, означает, что задержания должны быть полностью обоснованными и соответствовать положениям Статьи 5.39 Арест гражданина вступает в противоречие с положениями Статьи 5 в том случае, если он преследует цели, отличные от тех, которые заявлены. Например, рассмотрение дела Bozano v France показало, что задержание заявителя было осуществлено с нарушением положений пункта (1) Статьи 5. В данном случае после того, как французский суд отказался вынести решение об экстрадиции заявителя, заявитель по распоряжению полицейских властей был насильственным образом депортирован через французско-швейцарскую границу. Эта акция, очевидно, явилась "скрытой формой экстрадиции", имеющей целью обойти постановление французского суда.40

Особенности ареста или задержания подозреваемых полицейскими властями обычно рассматриваются в контексте положений, содержащихся в подпунктах (b) или (с) пункта (1) Статьи 5 Конвенции о правах человека.

Статья 5(1)(b) – Задержание за неисполнение судебного постановления или с целью выполнения требования закона

Подпункт (b) пункта (1) Статьи 5 разрешает осуществлять задержание подозреваемого в случае отказа последнего выполнить законное постановление суда, санкционирующего, например, арест, за неуважение к данному суду или отказ подчиниться какому-либо иному распоряжению суда.

Вторая часть данного подпункта, разрешающая проведение задержания подозреваемого с целью реализации той или иной правовой нормы, касается лишь тех случаев, где закон разрешает проводить задержание гражданина с целью принуждения его к выполнению "вполне конкретного обязательства".41 Поэтому задержание не может быть оправдано лишь на основе общей обязанности подчинения всех закону. Различие между этими двумя ситуациями было рассмотрено Комиссией в деле McVeigh, O'Neill and Evans v UK42 в контексте британского законодательства о предотвращении террористической деятельности. Заявители были арестованы в Ливерпуле по прибытии из Ирландии и находились в задержании примерно в течение 45 часов. В течение этого периода времени они были подвергнуты обыску, допросу, фотографированию и снятию отпечатков пальцев. Однако им не было предъявлено никакого обвинения. В этом деле не было обнаружено никакого конкретного нарушения правовых норм, и Комиссия не нашла какого-либо нарушения положений подпункта (b) пункта (1) Статьи 5 Конвенции о правах человека. Внутреннее законодательство содержало требование "подчиниться проверке", которое члены Комиссии нашли достаточно точным и конкретным обязательством. Комиссия, однако, подчеркнула, что данное решение было принято судом в контексте мер, проводимых с целью борьбы с терроризмом. Также было подчеркнуто, что обязанность подчиниться проверке вытекала из вполне конкретных обстоятельств и имела узконаправленную цель.

Статья 5(1)(с) – Арест на основании обоснованного подозрения в совершении преступления

 Статья 5(1)(с) разрешает осуществление ареста с целью принуждения обвиняемого предстать перед компетентными правовыми органами (1) на основании обоснованного подозрения в совершении преступления; или (2) на основании того, что существует достаточно обоснованная необходимость в предотвращении возможного правонарушения; или (3) на основании того, что имеется обоснованная необходимость в принятии действий к тому, чтобы не дать подозреваемому скрыться после совершения преступления.

Значение термина "преступление"

Подход страсбургских институтов к данному вопросу, в основном, заключается в рассмотрении того, является ли положение, трактующее содержание понятия "преступление", частью внутреннего уголовного законодательства. Следует подчеркнуть, что понятие "преступление", трактуемое Конвенцией в качестве автономной концепции, зависит не только от внутренней классификации этого вопроса, но также и от "самого характера преступления" и степени тяжести соответствующего наказания.43 В деле Steel and Others v UK44 речь шла об аресте заявителей на основании обоснованного подозрения в том, что они нарушили общественный порядок. Данные заявители принимали участие в различного рода протестах и демонстрациях против охоты на куропаток, строительства шоссе  и  конференции, посвященной маркетингу боевой авиации. Хотя согласно положениям внутреннего законодательства нарушение общественного порядка и не классифицируется в качестве уголовно наказуемого преступления45, Суд признал данное правонарушения в качестве "преступления" по терминологии Конвенции, учитывая обязанность властей поддерживать порядок, полномочия осуществлять аресты, а также право задерживать любого человека, отказывающегося выполнять указания властей о поддержании общественного порядка. По данному делу Суд отверг аргументацию, состоящую в том, что концепция нарушения общественного порядка не имеет четкой формулировки и, следовательно, не согласуется с признаками неправомерных действий, содержащимися в Статье 5.46 Однако рассмотрев дело Hashman and Harrup v UK47, где заявитель был подвергнут задержанию в целях обеспечения общественного порядка и предотвращения нарушения "общепринятых норм поведения", Суд определил, что термин "общепринятые нормы поведения" настолько широк в содержательном плане, что не выдерживает профессиональной критики и не может быть "предписан законом".

Правонарушения, определяемые как "преступление", были также рассмотрены в контексте понятия "терроризм", которое в британском законодательстве определяется как "применение насилия в политических целях", что предполагает "использование насилия с целью запугивания общества или части общества". Рассмотрев дело Ireland v UK48, Суд определил, что такое определение "находится в полном соответствии с понятием "преступление". Эта же позиция была подтверждена Судом в деле Brogan and Others v UK.49

Второй параграф подпункта (с) пункта (1) Статьи 5 содержит норму, разрешающую осуществлять задержание человека только с целью предотвращения совершения конкретного преступления. Данная норма не предполагает толкования права на осуществление задержания в расширительном смысле.50

Обоснованное подозрение

                Арест на основании обоснованного подозрения в совершении преступления не может обязательно считаться нарушением положений Статьи 5 даже в том случае, если задержанный впоследствии не получает какого-либо обвинения и не предстает перед магистратским судом при условии, разумеется, что этот арест был произведен именно в этих целях.51 Отсутствует и требование к полиции иметь достаточную доказательную базу для того, чтобы предъявлять какое-либо обвинение либо в момент ареста, либо во время задержания подозреваемого. Это требование относится ко всем обстоятельствам, при которых арест может считаться законным в рамках требований, содержащихся в подпункте (с) пункта (1) Статьи 5 Конвенции о правах человека.52 Однако следует отметить, что законность длительного задержания подозреваемого зависит от того, продолжает ли сохраняться достаточное подозрение в отношении задержанного.53

                Концепция "достаточного подозрения" была определена в постановлении Суда по делу Fox, Campbell and Hartley v UK.54 Данная концепция предполагает "наличие фактов или информации, достаточной для того, чтобы объективный наблюдатель мог сделать вывод о том, что подозреваемый человек, возможно, совершил преступление". Понятие "достаточности" в этом случае, разумеется, находится в зависимости от соответствующих обстоятельств. Рассмотрев данное дело, Суд определил, что в контексте преступлений "террористического  характера", совершаемых в Северной Ирландии, достаточность подозрения, оправдывающая такого рода аресты, не всегда может определяться с учетом тех же стандартов, которые используются при рассмотрении дел, связанных с "обычной преступностью". Однако Суд особо подчеркнул, что настоятельная необходимость борьбы с терроризмом все же не дает оснований для расширенного толкования понятия "достаточности", ибо такое толкование связано с риском нарушения гарантий прав человека. В тех случаях (как, например, в вышеупомянутом судебном деле), когда внутреннее законодательство не содержит требования "достаточного подозрения" (а упоминает лишь "честное или непредвзятое подозрение", Суд, по крайней мере, должен располагать некоторым фактами или информацией, способной позволить ему сделать вывод о том, что арестованный человек на достаточных или разумных основаниях подозревается в совершении какого-либо преступления. Поскольку такая доказательная база в данном случае отсутствовала (наличие предшествующих судимостей за преступления террористического характера не может считаться достаточным), Суд квалифицировал данный арест как нарушений положений пункта (1) Статьи 5 Конвенции о правах человека.

                Рассмотрев дело Murray v UK55, Суд определил, что существенным фактором в контексте степени достаточности подозрения является возможная длительность срока задержания подозреваемого. В данном деле никакого нарушения положений подпункта (с) пункта (1) Статьи 5 обнаружено не было, поскольку Суд удовлетворился тем, что были представлены достаточные доказательства для создания "правдоподобной и объективной базы данных" для обвинения заявителя в том, что он, возможно, был причастен к сбору средств в пользу Ирландской республиканской армии.56

Третий параграф подпункта (с) пункта (1) Статьи 5 содержит требование о необходимости иметь достаточные основания для того, чтобы полагать, что речь идет о совершении преступления. Как видим, положения данного параграфа в значительной степени перекликаются с требованиями, содержащимися в первом параграфе данного подпункта.

Статья 5(1)(d) – Задержание несовершеннолетних

Статья 5(1)(d) разрешает осуществлять задержание малолетних (лиц, не достигших 18 лет) либо на основании законного постановления в целях осуществления соответствующего воспитательного надзора, либо в порядке правомерного задержания с целью применения к такого рода лицам необходимых судебно-следственных мер. В деле Bouamar v Belgium57 несовершеннолетний заявитель, подозреваемый в совершении различного рода преступлений, подвергался неоднократным задержаниям и содержанию в СИЗО (9 раз) по постановлениям суда, рассматривающего правонарушения, совершаемые несовершеннолетними. В данном случае Суд обнаружил, что Статья 5(1)(d) не запрещает проводить временные задержания несовершеннолетних, подозреваемых в совершении преступлений. Хотя данный порядок и применяется в целях профилактики, он должен предполагать незамедлительное рассмотрение такого рода дел соответствующими судебными инстанциями. В данном деле имело место нарушение положений пункта (1) Статьи 5, поскольку не были соблюдены требования действующего режима так называемого воспитательного надзора или превентивной практики.

Статья 5(1)(е) – Задержание лиц с нарушенной психикой, алкоголиков и бродяг

Положения подпункта (е) пункта (1) Статьи 5 разрешают проводить законное задержание лиц в целях предотвращения риска распространения инфекционных заболеваний, лиц с нарушенной психикой, алкоголиков, наркоманов или бродяг. Суд подчеркивает, что основанием для задержания такого рода лиц является не только опасность для общества, но и необходимость обеспечить интересы самих задержанных.58

Страсбургские институты не дают определения понятия "лица с нарушенной психикой", поскольку в содержательном плане данный термин все еще не устоялся. Однако для того чтобы признать, что речь идет о гражданине с неустойчивой психикой, должны быть соответствующие медицинские доказательства (исключая случаи чрезвычайного характера). Степень отклонения от психической нормы должна быть достаточной для того, чтобы принимать решение об обязательном задержании соответствующего человека. Содержание такого рода лиц  в условиях ограничения свободы передвижения допустимо лишь в тех случаях, когда то или иное психическое отклонение сохраняется.59

Суд также полагает, что в соответствии с положениями подпункта (е) пункта (1) Статьи 5 законность задержания такого рода лиц предполагает их содержание в госпитале, клинике или каком-либо ином соответствующем учреждении без учета характера проводимых данными учреждениями соответствующих лечебных мероприятий и процедур.60

Рассмотрев дело Witold Litva v Poland61, Суд определил, что термин "алкоголики" должен интерпретироваться в контексте целей, преследуемых положениями Статьи 5, которая разрешает осуществлять задержание лиц, находящихся в клиническом состоянии "алкоголизма", а также лиц (не являющихся в медицинском смысле алкоголиками), представляющих угрозу для общественного порядка или для самих себя в тех случаях, когда они находятся в состоянии сильного алкогольного опьянения.

Термин "бродяжничество" не имеет общепринятого определения. Однако, рассмотрев дело De Wilde, Ooms and Versyp v Belgium62, Суд согласился с тем, что бельгийское определение термина ("лица без определенного места жительства, средств для существования, постоянной работы или профессии") подпадает под содержание положений подпункта (е) пункта (1) Статьи 5 Конвенции о правах человека.

Статья 5(1)(f) – Задержания, относящиеся к иммиграции, депортации или экстрадиции

Положения подпункта (f) пункта (1) Статьи 5 разрешают осуществлять законное задержание или аресты лиц с целью предотвращения их несанкционированного въезда в страну, а также задержание или арест лица, в отношении которого ведутся розыскные действия с целью его депортации или экстрадиции. В данном случае такого рода задержания или аресты должны соответствовать положениям внутреннего законодательства, исключая случаи произвола. Положения данной статьи были нарушены в деле Bozano v France63, в ходе расследования которого обнаружилось, что заявитель ночью был насильственно доставлен французской полицией на французско-швейцарскую границу с целью передачи его швейцарским полицейским властям.

Положения подпункта (f) пункта (1) Статьи 5 не требуют того, чтобы такого рода задержания были достаточно необходимыми, например, для того, чтобы предотвратить риск совершения преступления или побега от властей. Единственное требование состоит в том, чтобы "задержание проводилось с целью депортации лица". В данном контексте речь не идет о том, чтобы решение по вопросу о депортации подозреваемого лица находилось в полном соответствии с требованиями национального законодательства или Конвенции о правах человека.64 Однако задержание с соблюдением требований подпункта (f) пункта (1) Статьи 5 с целью депортации того или иного лица должно проводиться с должным вниманием.65 После рассмотрения дела Chahal v UK66 Суд принял определение о том, что длительное содержание заявителя под стражей до депортации, продолжавшееся более чем 3,5 года, "вызывает серьезные опасения". Однако в данном случае никакого нарушения положений статьи было не обнаружено, поскольку речь шла о чрезвычайной сложности и запутанности обстоятельств, сопутствующих данному делу.

Основания для ареста

Положения пункта (2) Статьи 5 предполагают наличие оснований, представляемых незамедлительно после ареста или задержания лица, включая задержание лица с неуравновешенной психикой.67 Данное положение было интерпретировано Судом в том смысле, что любому арестованному лицу "должны быть предъявлены правовые и фактические основания для его ареста с использованием простого и понятного языка с тем, чтобы арестованный имел возможность принять решение о том, стоит ли ему обращаться в суд с целью оспорить свое задержание" в соответствии с положениями пункта (4) Статьи 5 Конвенции.68 Письменное обоснование такого задержания не требуется.69

Однако вся необходимая в данном случае информация необязательно должна быть представлена в момент ареста данного лица.70 Заявителям, фигурировавшим по делу Fox Campbell and Hartley v UK, было сказано после их задержания, что они подвергнуты аресту в соответствии с положениями раздела 11 Закона о Северной Ирландии (Чрезвычайные положения) от 1978 г. по подозрению в принадлежности к террористической организации. Суд признал, что этого было недостаточно для того, чтобы выполнить требования положений пункта (2) Статьи 5, однако последующий допрос подозреваемых в совершении конкретных преступлений, а также в принадлежности к запрещенным организациям позволил сделать вывод о том, что задержание данных лиц было проведено в соответствии с требованиями данной статьи. Тот факт, что допрос состоялся лишь через несколько часов после ареста заявителей, был все же признан правомерным в контексте требований о незамедлительности проведения такого рода действий (заявители были уведомлены о предстоящем допросе через 6 часов и 20 минут после его ареста). По итогам рассмотрения дела O'Hara v UK71 было установлено, что уведомление арестованного о допросе через 6-8 часов после его ареста соответствовало требованию о проведении незамедлительного допроса задержанного. Точно также в деле Murray and Others v UK72 основания для ареста заявителя были доведены до него достаточно незамедлительно. При этом необходимо подчеркнуть, что все эти дела рассматривались в контексте следственных действий в отношении лиц, подозреваемых в принадлежности к террористическим организациям. Было высказано мнение, что сроки предъявления основания для задержания по делам, не имеющим какого-либо отношения к террористической деятельности, могут иметь несколько затяжной характер.

Статья 5(3) – право на освобождение до суда

Положения пункта (3) Статьи 5 гласят, что обвиняемый должен иметь возможность незамедлительно предстать перед судьей или каким-либо иным должностным лицом, уполномоченным решать вопросы правосудия. Данное положение неоднократно нарушалось британскими властями в отношении лиц, задерживаемых в Северной Ирландии. Вопрос незамедлительности зависит от оценки "особенностей" каждого конкретного дела.73 При анализе дела Brogan v UK74 было обнаружено, что периоды задержания в течение четырех дней и шести часов, шести дней, а также шестнадцати с половиной часов явились нарушением положений пункта (3) Статьи 5. После этого дела британские власти ограничили применение положений Статьи 15 Конвенции о правах человека (по делам, относящимся к террористическим действиям в Северной Ирландии). По итогам рассмотрения следующего дела, Brannigan and McBride v UK75, было обнаружено, что задержания на более длительные периоды также явились нарушением положений той же самой статьи. Однако с учетом конкретной ситуации было решено, что действия британских властей по ограничению положений Статьи 15 были правомерными, и, как следствие, заявители были лишены возможности на законных основаниях утверждать, что в отношении их были нарушены права, провозглашенные Конвенцией о правах человека.

Второй параграф пункта (3) Статьи 5 провозглашает право на "судебное разбирательство дела в разумные сроки или освобождение до суда". Однако Суд признал, что данные варианты не могут считаться альтернативными. В том случае, если задержанный находится под арестом безосновательно, он и так имеет право быть освобожденным до суда.76 Этот вопрос должен решаться представителем судебных органов, который независим как от исполнительных властей, так и от заинтересованных в данном деле сторон. Судья обязан рассмотреть все обстоятельства, свидетельствующие "за" или "против" задержания и решить "на основании правовых критериев, имеются ли разумные причины для содержания подозреваемого под стражей".77 Если такие основания отсутствуют, обвиняемый должен быть выпущен на свободу до суда. Если судья не имеет полномочий освобождать подозреваемого на свободу до суда, имеет место нарушение положений пункта (3) Статьи 5 Конвенции о правах человека. В деле Caballero v UK78 были нарушены положения пункта (3) Статьи 5, поскольку были применены нормы раздела 25 Закона об уголовно-процессуальных процедурах и общественном порядке 1994 г., согласно которым лицо, обвиняемое в совершении серьезных правонарушений и имеющее судимость за аналогичные преступления, не может быть отпущено на свободу под залог до суда. В данных обстоятельствах магистратский суд не имел права выпустить Caballero под залог до суда.

Хотя для обеспечения длительного задержания подозреваемого под стражей и должны сохраняться достаточные основания для того, чтобы подозревать его в совершении конкретного преступления, их будет все равно недостаточно для того, чтобы удовлетворять требованиям, содержащимся в пункте (3) Статьи 5, которые гласят, что "после определенного периода времени данного подозрения недостаточно для того, чтобы содержать подозреваемого под стражей; суд должен установить, имеются ли какие-либо иные основания у следственных органов для того, чтобы продолжать задержание подозреваемого под стражей".79 Эти основания должны быть как "релевантными", так и "достаточными". Суд при этом должен принять решение о том, проявили ли соответствующие государственные органы "особую тщательность" при применении соответствующих процедур. К "релевантным основаниям" для продления задержания обвиняемого под стражей относятся: риск совершения побега80, препятствие осуществлению правосудия81, предотвращение преступления82, а также сохранение общественного порядка83.

Положения пункта (3) Статьи 5 Конвенции о правах человека также гласят, что "освобождение подозреваемого до суда может быть обусловлено гарантиями подозреваемого явиться на суд". К приемлемым условиям освобождения подозреваемого до суда были отнесены следующие: наличие жилья, обязательство сдать властям проездные документы, а также оформление необходимого поручительства.

Согласно положениям пункта (3) Статьи 5, право на судебное разбирательство в разумные сроки перекликается с соответствующей нормой, содержащейся в пункте (1) Статьи 6. Согласно требованиям пункта (3) Статьи 5 срок до суда отчитывается от момента первого ареста до приговора суда первой инстанции или оправдания без учета судебного разбирательства по апелляции (что регулируется нормами пункта (1) Статьи 6 Конвенции о правах человека). Вместо определения каких-либо конкретных сроков или критериев Суд заявил, что продолжающееся предсудебное задержание подозреваемого под стражей должно быть обосновано релевантными и достаточными причинами.

Также смотри:

Конвенцию против пыток и другого жестокого, негуманного или унизительного обращения или наказания (Резолюция Генеральной Ассамблеи Организации объединенных наций 39/49 от 10 декабря 1984 г.)

Европейскую конвенцию по предотвращению пыток и негуманного или унизительного обращения или наказания (26 ноября 1987 г.)

Протокол № 1 к Европейской конвенции по предотвращению пыток и негуманного или унизительного обращения или наказания (4 ноября 1993 г.)

Протокол № 2 к Европейской конвенции по предотвращению пыток и негуманного или унизительного обращения или наказания (4 ноября 1993 г.)

Декларацию о защите всех лиц от риска быть подвергнутыми пыткам и другому жестокому, негуманному или унизительному обращению или наказанию (Резолюция Генеральной Ассамблеи Организации объединенных наций 3452 (ХХХ) от 9 декабря 1975 г.)

Комплекс принципов защиты всех лиц против любых форм задержания или пленения (Резолюция Генеральной Ассамблеи Организации объединенных наций 43/173 от 9 декабря 1988 г.)

D. Обращение с задержанными подозреваемыми

Конвенция о правах человека обеспечивает лиц, находящихся в полицейском задержании, различными мерами минимальной защиты, включая защиту прав, относящихся к длительности задержания90, права на встречу с родственниками и адвокатами, а также прав, относящихся к условиям задержания. В своих публичных выступлениях и заявлениях, касающихся задержанных, полиция должна руководствоваться правовыми положениями о презумпции невиновности, которые содержатся в пункте (2) Статьи 6.

Право на встречу с членами семьи и адвокатами

В судебном деле McVeigh, O'Neill and Evans91 заявители обжаловали нарушение своих прав в соответствии со Статьей 8, положения которой предполагают уважительное отношение полиции к семейной жизни задержанных, на том основании, что они были лишены общения со своими женами в период задержания в полиции согласно Постановлению о предотвращении терроризма (Дополнительные временные положения) от 1976 г. В этом деле Комиссия обнаружила нарушение положений Статьи 8, поскольку в данном случае не было никакого риска того, что подозреваемые могли предупредить своих сообщников или скрыться от правосудия, уничтожить доказательства или совершить какие-либо противоправные действия.92 Комиссия признала, что "в период содержания лица под арестом его способность общаться с членами своей семьи может иметь огромное значение. Необъяснимое исчезновение члена семьи даже на довольно короткий период времени может вызвать серьезное беспокойство".93

Также смотри: Общий комментарий № 20 Комитета по правам человека

Право задержанных на общение с адвокатом защищено не только правом на переписку, содержащимся в пункте (1) Статьи 8, но также положениями, содержащимися в Статьях 5 и 6, которыми задержанные никогда бы не воспользовались без соответствующей консультации с юристом. Например, подпункты (b) и (с) пункта (3) Статьи 6 гласят, что лицо, обвиняемое в совершении преступления, имеет право на получение адекватного времени и условий для подготовки к своей защите с привлечением адвоката по своему выбору.94 Важность права общения с адвокатом была подтверждена серией дел, в рамках которых рассматривались вопросы переписки заключенных со своими адвокатами.95 Одним из таких дел является дело Campbell v United Kingdom96, в рамках которого Суд определил, что процедуры, регулирующие общение заключенных с адвокатами, должны "способствовать полноценному и беспрепятственному обсуждению обстоятельств данного дела". В деле S. v Switzerland97 заявитель был арестован (наряду с 27 другими лицами) и находился в задержании по подозрению в соучастии  в поджогах и нападениях с применением взрывных устройств. Переписка данного подозреваемого со своим адвокатом перехватывалась, а все встречи с адвокатом проходили под надзором представителя полиции. Обнаружив в данном случае нарушение положений подпункта (с) пункта (3) Статьи 6, Суд отверг аргументацию государственных властей, состоящую в том, что такого рода вмешательство было оправдано возможностью сговора подозреваемого со своим адвокатом. При этом Суд подчеркнул, что "право обвиняемого на общение со своим адвокатом без возможности для третьего лица слышать их разговор является основной нормой судебного разбирательства в демократическом обществе".98

Было признано, что право доступа к адвокату имеет особенно важное значение в контексте ограничений права подозреваемого на молчание. В деле Murray v the United Kingdom99 Суд обнаружил нарушение положений Статьи 6, поскольку заявитель был лишен права общения со своим адвокатом в течение 48 часов после своего задержания. Согласно Постановлению о доказательной базе по уголовным делам (Северная Ирландия) от 1988 г., отказ отвечать на вопросы полицейских следователей мог интерпретироваться не в пользу обвиняемого. В данном случае суд определил, что отказ властей предоставить обвиняемому доступ к своему адвокату является нарушением положений Статьи 6.

Пытки и негуманное или унизительное обращение или наказание

Абсолютный запрет на пытки, негуманное или унизительное обращение или наказание, содержащийся в Статье 3, является настолько фундаментальным, что ни в коей мере не может быть как-либо ограничен.102 Любое обращение с задержанными, составляющее нарушение норм Статьи 3, должно быть не ниже минимального уровня суровости, которое определяется с учетом всех обстоятельств дела, относящихся к длительности такого обращения, его последствиям для физического и психического здоровья задержанных, а в некоторых случаях и таких обстоятельств, как половая принадлежность, возраст и состояние здоровья жертвы.103 Во многих случаях подобного рода, рассмотренных с учетом положений Конвенции о правах человека, никакого нарушения положений данной Статьи обнаружено не было лишь по той простой причине, что по данным признакам обращение полиции с задержанными не превышало минимального уровня суровости.

                Рассмотрев дело Ireland v the United Kingdom104, Суд дал оценку пяти процедурам допроса (у стенки, с завязанными глазами, в условиях шума, в условиях лишения сна, в условиях лишения пищи и воды), примененных в отношении пяти членов Ирландской республиканской армии в нарушение норм, предусмотренных положениями Статьи 3. Такого рода обращение с подозреваемыми, выразившееся в том, что их допросы длились часами с использованием различных процедур, которые не могли не вызвать серьезных физических или психических страданий и не привести к острым психическим нарушениям, было признано негуманным и унизительным обращением с задержанными, что составляло нарушение положений Статьи 3. Однако такое обращение с задержанными не было квалифицировано как пытки, которые определяются как "намеренное бесчеловечное обращение, вызывающее крайне серьезные страдания". По материалам греческого дела105, где представители афинской службы безопасности применяли особенно жестокие меры воздействия в отношении политических заключенных с целью вынудить последних давать показания (избиения, применение электрошока и других приемов, вызывающих острую физическую боль), жестокое обращение было признано в качестве пыток и негуманного обращения с задержанными, что составляло нарушение норм, содержащихся в Статье 3. В серии недавних дел, в рамках которых были выдвинуты обвинения в отношении турецких властей, Суд обнаружил, что обращение представителей турецких властей с задержанными составляло нарушение запретительной нормы в отношении пыток, предусмотренной Статьей 3. Например, заявитель по делу Aydin v Turkey106, как было выяснено в ходе проведенного следствия, был подвергнут изнасилованию, избиениям, допросу с завязанными глазами, раздеванию догола, обливанию холодной водой и другим унизительным процедурам. Как свидетельствуют материалы дела Aksoy v Turkey107, заявитель был подвергнут процедуре так называемого "палестинского подвешивания", состоящей в том, что заключенного раздевают догола, связывают руки за спиной и подвешивают за руки, что, в конце концов, приводит к параличу.

                Рассмотрев материалы дела Selmouni v France108, Суд принял исключительно важное решение о том, что, поскольку Конвенция рассматривается в качестве "живого инструмента", действия, которые ранее классифицировались как негуманные и унизительные в отношении задерживаемых, а не как пытки, могут классифицироваться иным образом в будущем:

 

"… все более жесткие требования в области защиты прав и фундаментальных свобод  человека неизбежно связаны с применением все более жестких норм при оценке нарушений фундаментальных ценностей демократического общества".

 

Г-н Сельмуни в течение нескольких суток подвергался жестокому обращению со стороны полиции. Его избивали, таскали за волосы, подвергали самым унизительным и жестоким процедурам. Такое обращение, взятое в целом, было классифицировано как пытка и составляло нарушение положений Статьи 3 (согласно нормам Статьи 41, заявителю была выплачена компенсация в размере 500 000 французских франков).

                Защитительные положения, предусматриваемые Статьей 3 в отношении неприменения мер физического воздействия к подозреваемым, находящимся в задержании, никоим образом не могут быть ограничены даже при расследовании дел, связанных с терроризмом.109 Разумеется, в каждом деле необходимы достаточные доказательства того, что с задержанным обращались жестоко. Заявительница по делу Klaas110 утверждала, что ушибы, полученные ею во время задержания в полицейском участке (данный факт не был оспорен при проведении внутренних следственных действий), должны быть квалифицированы как нарушение норм Статьи 3. Суд не нашел каких-либо нарушений норм данной статьи применительно к этому случаю, поскольку ему не были представлены какие-либо доказательства для того, чтобы оспорить решение внутреннего суда, посчитавшего, что задержанная могла вызвать эти ушибы сама, поскольку сопротивлялась задержанию. Представители полиции в данном случае не применяли чрезмерных мер воздействия. Однако в тех случаях, когда человек задерживается полицией в добром здравии, а впоследствии выпускается на свободу с причиненными ему ранениями и ушибами, государственные власти обязаны объяснить происхождение данных ранений и ушибов.111 Оценивая утверждения задержанных в жестоком обращении, Суд исходит из необходимости учета фактора особой уязвимости лица, задержанного полицией. Суд последовательно подчеркивает то обстоятельство, что применение физической силы, никак не вызванной поведением задержанного лица, является бесчеловечным и, в принципе, составляет нарушение положений, содержащихся в Статье 3.112

                Угроза жестокого обращения с нарушением норм Статьи 3 также является нарушением положений данной статьи при условии, что такая угроза была достаточно реальной и непосредственной.113 В некоторых обстоятельствах, примером которых можно явиться дело Hurtado v Switzerland114, непредоставление адекватной медицинской помощи задержанному может быть также квалифицировано как нарушение положений, содержащихся в Статье 3. Условия, в которых содержатся задержанные, могут также быть нарушением норм Статьи 3 в зависимости от конкретных обстоятельств. К существенным факторам в этом отношении могут относиться: уровень обогрева помещения, предоставляемого питания и воды, медицинской помощи, состояние туалетов, спальных принадлежностей, помещений для отдыха, а также средств обеспечения контактов с лицами, не находящимися в задержании.115

                В некоторых случаях применение наручников может рассматриваться как нарушение норм Статьи 3. В деле Kaj Raninen v Finland116 заявитель, уклонявшийся от прохождения военной службы, был арестован военной полицией и в течение двух часов содержался в наручниках. В таком виде он предстал и перед группой лиц, выступавших в его поддержку. Комиссия определила, что с учетом поведения данного заявителя применение силы было необоснованно, и что это может считаться как унижение его человеческого достоинства, классифицируемое как нарушение положений Статьи 3. Суд, однако, не нашел какого-либо нарушения норм Статьи 3 применительно к данному делу, поскольку он не был достаточно убежден, что данный инцидент причинил какой-либо серьезный ущерб психическому здоровью задержанного или что применение наручников имело целью унизить человеческое достоинство данного лица.117 При этом следует отметить, что в ряде обстоятельств обыск лица также может квалифицироваться как обращение, унижающее человеческое достоинство. Правда, при этом следует оговориться, что эти обстоятельства должны соответствовать нормам, содержащимся в Статье 3.118

                Дискриминационное обращение с задержанным также может рассматриваться как унижение человеческого достоинства119 независимо от того, основано ли это дискриминационное обращение на расовых или каких-либо иных предубеждениях. В деле Assenov and Others v Bulgaria120 заявители (семья цыган) утверждали, что были подвергнуты избиениям полицией во время задержания. Суд определил, что в данном случае речь не может идти о нарушении положений Статьи 3 на основании якобы имевшего место жестокого обращения главным образом потому, что было невозможно установить, что же на самом деле произошло. Однако Суд все же определил, что нарушение норм Статьи 3 имело место, поскольку не были проведены необходимые эффективные следственные действия в соответствии с требованиями положений Статьи 3 в сочетании с положениями Статьи 1, касающихся заявлений о бесчеловечном обращении. В данных обстоятельствах, согласно положениям Статьи 13 (которые также оказались нарушены), должны были быть предприняты незамедлительные следственные действия. В случае подтверждения жалоб заявителей последним должна была быть выплачена соответствующая компенсация. Выступив с особым мнением по этому делу в рамках доклада Комиссии (Статья 31), г‑жа Лидди подчеркнула, что государственные власти были особенно обязаны провести необходимые следственные действия, поскольку речь шла о лицах, особенно уязвимых, если учесть их возраст или принадлежность к не пользующемуся популярностью национальному меньшинству.

Также смотри:

Конвенцию против пыток и иного жестокого, негуманного или унизительного обращения или наказания (Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН 39/46 от 10 декабря 1984 г.)

Европейскую конвенцию о предотвращении пыток и негуманного или унизительного обращения или наказания (от 26 ноября 1987 г.)

Протокол № 1 к Европейской конвенции о предотвращении пыток и негуманного или унизительного обращения или наказания (от 4 ноября 1993 г.)

Протокол № 2 к Европейской конвенции о предотвращении пыток и негуманного или унизительного обращения или наказания (от 4 ноября 1993 г.)

Декларацию о защите всех лиц от рисков быть подвергнутыми пыткам и иному жестокому, негуманному или унизительному обращению или наказанию (Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН 3452 (ХХХ) от 9 декабря 1975 г.)

Презумпция невиновности

                Положения пункта (2) Статьи 6 гласят, что любое лицо, обвиняемое в совершении правонарушения, считается невиновным, пока не будет доказано обратное в соответствии с нормами действующего законодательства. Такие защитительные меры применимы к лицам, задержанным полицией, и которым даже не были предъявлены какие-либо обвинения. В деле Allenet De Ribemont v France121 высокопоставленные представители полицейских властей с участием члена кабинета министров Франции дали пресс-конференцию по делу о заявителе, который только что был арестован и который был назван соучастником убийства члена французского парламента. Впоследствии задержанному было предъявлено обвинение в способствовании совершению данного преступления, которое вскоре было снято, после чего задержанный был выпущен на свободу.

                Суд определил, что в данном случае речь идет о несоблюдении норм, содержащихся в пункте (2) Статьи 6, поскольку на момент данной пресс-конференции соответственные следственные действия еще велись, а заявитель уже рассматривался в качестве лица, "обвиняемого в совершении преступления". Положения данной статьи были нарушены, поскольку официальные власти четко дали понять, что на заявителе лежит вина за совершение преступления. Данное заявление позволяло сделать вывод о виновности обвиняемого еще до вынесения решения соответствующими судебными органами. Суд признал при этом, что с учетом права властей (содержащихся в положениях Статьи 10) получать и передавать информацию нормы пункта (2) Статьи 6 не могут запрещать полицейским властям информировать общественность о ведущихся следственных действиях. Однако такого рода информационные сообщения необходимо делать с особой осторожностью с учетом основополагающего требования о презумпции невиновности.122

Е. Ведение полицейских архивов

Сбор и хранение полицейской информации о подозреваемых вызывает целый ряд вопросов, связанных с соблюдением норм Конвенции о правах человека, касающихся прежде всего необходимости хранения такого рода информации и тех обстоятельств, при которых эта информация должна быть раскрыта для подозреваемого лица и третьих лиц. Право уважения к частной и семейной жизни, предусмотренное положениями Статьи 8, предполагает определенную защиту тех лиц, в отношении которых полицейские власти хранят соответствующую информацию. Нарушение прав подозреваемого, согласно пункту (1) Статьи 8, может быть оправдано полицейскими властями на том основании, к примеру, что сохранение такого рода информации необходимо для предотвращения нарушений общественного порядка или совершения преступлений, а также обеспечения общественной безопасности в более широком смысле при условии, разумеется, того, что применяемые ограничительные меры соответствуют нормам действующего законодательства и пропорциональны решаемым задачам.

                Заявитель по делу Gaskin v the United Kingdom123 пытался добиться от местных властей разрешения получить доступ к документам, относящимся к тому периоду времени, в течение которого он находился на попечении. Признавая заинтересованность заявителя в получении информации, относящейся к его детству и развитию, Суд также подчеркнул, что конфиденциальность документов, находящихся на хранении у государственных органов, имеет важное значение для получения объективной и надежной информации, а также обеспечения конфиденциальности, необходимой для защиты третьих лиц.124 По итогам анализа материалов дела Leander v Sweden125 было принято однозначное решение о том, что информация, содержащаяся в секретных полицейских архивах, относится к частной жизни заявителя. Суд определил, что хранение и придание гласности такого рода информации в сочетании с непредоставлением заявителю возможности опровергнуть эту информацию является нарушением права на уважение к частной жизни, предусмотренного положениями пункта (1) Статьи 8.126 Также было неоспоримо доказано, что в деле Murray127 различного рода мероприятия, проведенные представителями армейских властей, включая запись материалов личного характера о заявительнице и членах ее семьи, а также фотографирование ее без ее согласия явились нарушением прав, предусмотренных пунктом (1) Статьи 8.

Правовое регулирование

                Сбор, хранение и раскрытие полицейской информации должны осуществляться "в соответствии с действующими правовыми нормами". Такие нормы, к примеру, были соблюдены в деле Leander. В рамках данного дела, касающегося хранения информации, относящейся к деятельности лиц, занимающих должности в органах обеспечения национальной безопасности, шведское законодательство предусматривает широкие дискреционные полномочия по сбору информации, классифицируемой полицейскими властями как секретная. Вместе с тем, шведское законодательство предусматривает, что такого рода информация не может собираться лишь на том основании, что данное лицо принадлежит к той или иной организации или высказало какое-либо мнение политического характера. Полномочия властей действовать по своему усмотрению также ограничиваются соответствующими правительственными распоряжениями (лишь одно из такого рода распоряжений было предано гласности и поэтому стало доступным для рассмотрения членами Суда) и требованиями, обосновывающими необходимость сбора такого рода информации представителями полицейских властей в целях предотвращения "правонарушений в области национальной безопасности и т.д.". Шведское законодательство содержит и иные правовые нормы, определяющие, какого рода информация может быть раскрыта, какие государственные органы и при каких обстоятельствах могут иметь доступ к этой информации, а также порядок действий при принятии решений о раскрытии соответствующей информации. Суд определил, что содержащиеся в шведском законодательстве требования налагают достаточные ограничения на права полицейских властей действовать по своему усмотрению при сборе и хранении информации.128

                Действия британской MI5 при сборе и хранении информации о частной жизни Патриции Хьюитт и Хэрриет Харман (когда они, соответственно, занимали должности Генерального секретаря и директора Правового отдела партии "Либерти") были квалифицированы Комиссией как нарушающие положения Статьи 8, поскольку такого рода вмешательство в частную жизнь лиц было основано на применении положений, содержащихся в неопубликованном и необязывающем правительственном распоряжении, а следовательно, "не соответствовало положениям действующего законодательства".129 В деле Amann v Switzerland84 хранение полицейскими властями информации о частной жизни заявителя, который идентифицировался властями как "связной" с представителями российского посольства, было квалифицировано как нарушение положений Статьи 8, поскольку внутреннее законодательство не предусматривало достаточного регулирования такого рода вопросов.

Пропорциональность ограничительных мер

                Рассматривая пропорциональность применяемых мер, страсбургские институты, как правило, позволяют внутренним властям действовать с учетом принципа важности тех или иных обстоятельств. Таким подходом, например, руководствовался Суд при рассмотрении материалов дел Leander и Murray, приняв во внимание те обстоятельства, что по первому делу речь шла о защите национальной безопасности, а по второму делу о расследовании обстоятельств террористического акта.

                В деле Friedl v Austria133 заявитель принял участие в демонстрации бездомных в Вене. После задержания полицейские власти его сфотографировали, удостоверили его личность и зафиксировали некоторые данные личного характера. Данная информация хранилась в административных файлах, которые подлежали уничтожению в 2001 г., однако она не была перенесена в компьютерные файлы. Комиссия пришла к выводу о том, что фотографирование и задержание заявителя не были нарушением положений пункта (1) Статьи 8, поскольку в данном случае не было вторжения во "внутренний круг" частной жизни заявителя. Речь шла об общественном инциденте с добровольным участием заявителя, в рамках которого полицейские власти выполняли свои обязанности в соответствии с законом. Однако, хотя хранение информации частного характера и было признано не соответствующим нормам пункта (1) Статьи 8, данная акция была признана необходимой в демократическом обществе для обеспечения мер по предотвращению общественных беспорядков или преступлений. Дело Friedl не было рассмотрено Судом, поскольку в данном случае конфликт был разрешен на том основании, что фотографии и негативы были уничтожены, а заявитель получил соответствующую компенсацию.

                Действия внутренних властей, обязывающих регистрироваться в полиции в соответствии с положениями Закона о сексуальных преступлениях 1997 г., были признаны Комиссией и Судом совершенно недопустимыми.134 Заявители утверждают, что в данном случае речь идет о нарушении их прав в соответствии с положениями Статьи 7, поскольку требование полицейской регистрации равноценно более жестокому наказанию чем то, которое могло бы быть применено за совершение такого рода правонарушений. Однако в контексте положений Статьи 7 регистрация в полицейских органах не рассматривается Судом как нечто равнозначное "наказанию". В деле Adamson Суд признал, что обязанность доводить до полицейских властей свое имя, дату рождения и место жительства (а также уведомлять полицейские власти о смене места жительства в течение 14 дней) является нарушением норм, предусмотренных пунктом (1) Статьи 8. Тем не менее, такого рода ограничения, предписанные местными правовыми нормами, считаются пропорциональными и взвешенными, поскольку они преследуют цель предотвращения преступлений, а также защиты прав и свобод других лиц.

Е. Право на жизнь

Право на жизнь является одним из самых фундаментальных прав, предусмотренных Конвенцией. Данное право "отражает одну из основных ценностей демократических обществ, образующих Совет Европы".85 В данном случае ограничение положений, содержащихся в Статье 2 (за исключением тех, которые относятся к лишению жизни в результате законных военных действий), является недопустимым. Статья 2 содержит как положительный, так и негативный аспекты: позитивное обязательство защищать право на жизнь (и адекватно расследовать случаи фатальных исходов) и негативное обязательство воздерживаться от незаконного лишения жизни других лиц.

Положения Статьи 2 относятся как к актам преднамеренного, так и непреднамеренного убийства. В пункте (2) Статьи 2 содержится исчерпывающий перечень обстоятельств, позволяющих применять силу (только в случае абсолютной необходимости), что может привести к непреднамеренному лишению жизни86, а также преднамеренному лишению жизни при наличии определенных обстоятельств. Применение силы должно быть строго пропорционально тем целям, которые предполагаются нормами пункта (2) Статьи 2. Такое требование предполагает четкое понимание характера преследуемой цели, характера риска в том или ином случае и оценки вероятности угрозы жизни.

Положения Статьи 2 рассматриваются в данном разделе в рамках следующих контекстов: полицейские операции; смертельный исход в условиях задержания; исчезновения; самоубийство; жертвы преступлений.

Также смотри:

Основные принципы применения силы и огнестрельного оружия представителями правоохранительных органов

Принципы эффективного предотвращения и расследования внеправовых, произвольных и самочинных расправ (Резолюция Совета по экономическим и социальным вопросам 1989/65 от 24 мая 1989 г.)

Полицейские операции

Рассмотрев материалы дела McCann and Others v UK87, касающиеся убийства в результате перестрелки трех членов Ирландской республиканской армии в Гибралтаре представителями британской специальной службы SAS, Суд подчеркнул, что при решении вопроса о том, является ли применение силы "абсолютно необходимым", следует пользоваться более жесткими и убедительными требованиями чем те, которые были применены государственными органами на том основании, что применение силы в данном случае было "необходимой мерой в демократическом обществе".88 Суд отклонил представленную аргументацию относительно того, что несовместимость Статьи 2 с нормами и практикой применения национального законодательства (определяющих порядок подготовки представителей государственных органов безопасности) сама по себе является нарушением Конвенции о правах человека, и что проведенное расследование было неадекватным. В ходе следствия стало известно, что оперативные работники действовали добросовестно (хотя и ошибочно), полагая, что применение силы в данном случае было необходимо с целью предотвращения риска подрыва взрывного устройства, что могло бы вызвать серьезные жертвы среди мирного населения. Однако Суд (10 голосами против 9) определил, что в данном случае имело место нарушение положений Статьи 2, что вытекает из упущений, допущенных при планировании и проведении данной операции. В порядке мотивировки своего постановления Суд обратил внимание на решение британских властей не препятствовать подозреваемым в их поездке на Гибралтар, на их чрезмерно доверительное отношение к тем оценкам, которые были представлены соответствующими разведывательными органами, а также на почти автоматическую санкцию на применение огнестрельного оружия.

Суд вновь почти поровну разошелся во мнениях при рассмотрении материалов дела Andronicou and Constantinou v Cyprus89, которое отражает трудности, связанные с оценкой деятельности полиции. По данному делу Суд не нашел нарушения права на применение огнестрельного оружия (5 голосов против 4), когда полицейские застрелили мужчину и его невесту, захваченную им в качестве заложницы. Это произошло в результате полицейского штурма квартиры после нескольких часов переговоров с захватчиком. Суд определил, что в данном случае не было превышения требования "абсолютной необходимости" при применении огнестрельного оружия. Было также решено, что операция по спасению заложницы была спланирована и организована адекватным образом. Проверочным тестом для такого рода ситуации является минимизация риска для лиц, участвующих в проведении таких акций.

Рассмотрев материалы дела Brady v UK90, Суд определил, что в данном случае применение полицией огнестрельного оружия при захвате подозреваемого грабителя было "абсолютно необходимо" в целях защиты одного из представителей полиции от возможного насилия (см. Статью 2(2)(а)). В деле Kelly v UK91 сын заявителя, катавшийся на велосипеде и пересекший границу блокпоста в Белфасте был застрелен солдатами, охранявшими данный пост. Отклонив обращение заявителя как абсолютно необоснованное, представители Комиссии согласились в том, что в данном случае действия солдат, охранявших блокпост, имели целью осуществлять законное задержание (см. Статью 2(2)(b)) лиц, подозреваемых в совершении террористических актов. С учетом этого обстоятельства применение огнестрельного оружия в данном конкретном случае было оправдано (если оценивать соответствующие обстоятельства "на фоне событий в Северной Ирландии"). Рассмотрев материалы дела Stewart v UK92,  представители Комиссии не нашли нарушения положений Статьи 2 в случайном убийстве тринадцатилетнего мальчика британским солдатом в Белфасте. Такое решение было принято на том основании, что использование пластиковых пуль вполне оправдано в целях предотвращения общественных беспорядков (см. Статью 2(2)(с)), а также что в данном случае смерть мальчика произошла в результате того, что солдат прицеливался для того, чтобы выстрелить по ногам человека, возглавлявшего бушующую толпу. Однако в этот момент в него попал камень, брошенный одним из демонстрантов, что помешало осуществить прицельный выстрел и вызвало непреднамеренное убийство мальчика.

Начиная с середины 1990-х гг., Комиссия и Суд рассмотрели целый ряд обращений в связи с действиями сил безопасности, приведшими к человеческим жертвам на юго-востоке Турции. Например, в деле Ogur v Turkey Суд обнаружил нарушение положений Статьи 2, выразившееся в планировании и осуществлении операции турецкими силами безопасности, в ходе которых Муса Огур получил ранение. Суд также отметил неэффективность следственных действий, предпринятых сразу после данного инцидента представителями национальных властей93 (требования по вопросам ведения следствия также регулируются положениями раздела 7.2.2, содержащего правовые нормы расследования случаев смерти лиц, находящихся в заключении). Рассмотрев дело Ergi v Turkey, Суд также обнаружил нарушение положений Статьи 2, выразившееся в неадекватном планировании и проведении операции представителями сил безопасности и в неэффективных следственных действиях.94 Однако по ряду дел, включая дело Ergi95, представители страсбургских институтов определили, что в рассмотренных случаях отсутствует достаточная доказательная и фактическая база, на основании которой можно было бы с уверенностью сделать вывод о том, что смерть жертв была вызвана намеренными действиями представителей государственных органов.

Случаи смерти в условиях заключения

Статья 2 налагает позитивное обязательство на представителей государственных органов принимать адекватные меры к защите права заключенного на жизнь, а также применять предусмотренные законом действия. Положения Статьи 2 должны всегда рассматриваться в комплексе с положениями Статьи 13, которая, учитывая особую важность защиты права заключенного на жизнь, предусматривает более жесткие требования к следственным действия в случаях, связанных с фатальным исходом.96 В случае смерти лица, находящегося в заключении, полиция обязана провести тщательное и эффективное расследование всех обстоятельств случившегося, причем виновные лица должны быть привлечены к ответственности (судебной или иной). В данном случае истец должен получить действительный доступ к материалам следствия. Следственные действия должны вестись таким образом, чтобы привести к идентификации и наказанию виновных.97

Как правило, задача установления нарушения тех или иных норм Конвенции о правах человека возлагается на заявителя. Однако эту задачу обязаны решать государственные власти в тех случаях, когда речь идет о смерти заключенного. Власти обязаны дать "достаточное и убедительное объяснение" или "правдоподобное объяснение" событий, приведших к смерти заключенного98 и представить соответствующие документы. В своем решении по делу Salman v Turkey99 Суд следующим образом определяет это обязательство:

"Лица, пребывающие в заключении, находятся в уязвимом положении, и власти обязаны их защищать. В тех случаях, когда задержанный на момент его заключения был физически здоров, а на момент освобождения имел какие-либо раны или следы физического воздействия, власти обязаны предоставить правдоподобное объяснение причиненных данному лицу ранений или увечий. Власти обязаны с особой строгостью отчитываться за случаи смерти заключенных".

"В тех случаях, когда информация о такого рода обстоятельствах находится полностью или в значительной степени в распоряжении властей (что особенно характерно в случаях с заключенными), в отношении инцидентов, связанных с увечьем или смертью заключенного, как правило, возникает сильная фактическая презумпция. В такого рода ситуациях на государственные власти действительно может быть возложена задача представить достаточные и убедительные объяснения произошедшего".

Нормой, которой, по мнению Суда, необходимо руководствоваться при рассмотрении случаев, связанных с нарушением прав, предусмотренных Конвенцией, является доказательство, снимающее разумное сомнение. Данная норма может быть выполнена при "сочетании достаточно ясных и четких доказательств или при наличии неопровергнутой фактической презумпции".100 В контексте судебных дел, связанных с издевательствами представителей судебных властей в отношении заключенных, требование, предъявляемое к заявителю в отношении того, чтобы он доказал нарушение той или иной нормы Конвенции с достаточной степенью убедительности, снимающей разумные сомнения, было подвергнуто критике представителями Суда из-за тех трудностей, которые испытывают заключенные при сборе и оформлении необходимых доказательств, которые целиком и полностью могут находиться в распоряжении соответствующих властей и которые могут быть получены только при проведении эффективных следственных действий представителями официальных органов. Учитывая это обстоятельство, была предложена доказательная норма, базирующаяся на "балансе вероятностей". При этом было отмечено, что родственникам умерших заключенных даже еще труднее осуществлять сбор необходимых доказательств.

Исчезновения

Случаи насильственного исчезновения людей Европейский Суд на первом этапе рассматривал с учетом положений, содержащихся в Статье 5, а не в Статьях 2 или 3. Как свидетельствуют материалы дела Kurt v Turkey101, сына заявителя в последний раз видели в окружении солдат 4,5 года тому назад. Суд провел проверку с целью определить, имеются ли "конкретные доказательства", позволяющие вне всякого разумного сомнения установить, что сын заявителя погиб от рук представителей властей. Принимая определение по делу Timurtas v Turkey102, Суд установил нарушение норм Статьи 2 в отношении обстоятельств исчезновения сына заявителя, который был арестован представителями сил безопасности и о котором ничего не было слышно последние 6,5 лет. Принимая во внимание, что фактор времени имеет значение, хотя и не решающее, Суд согласился с тем, что сына заявителя можно полагать мертвым.

Межамериканский суд по правам человека последовательно придерживается того мнения, что насильственное исчезновение является нарушением права человека на жизнь. Например, рассмотрев материалы дела Velasquez Rodriguez (решение суда от 29 июля 1988 г., Серия С, № 4), Суд определил, что "практика исчезновений нередко предполагает внесудебные расправы с последующим укрытием тела с целью ликвидации доказательств преступления и обеспечения безопасности ответственных лиц. Это составляет вопиющее нарушение права человека на жизнь …" (см. пункт 157).103 В отношении случаев исчезновения людей и положений Статьи 6 Международной конвенции о гражданских и политических правах Комиссия ООН по правам человека заявила следующее:

"Государственные власти должны предпринимать конкретные и эффективные меры с целью предотвращения исчезновения людей, что, к сожалению, стало нередким явлением, приводящим к произволу и расправе над людьми. Более того, государства должны создать эффективные структуры и процедуры для проведения тщательного расследования всех дел, связанных с исчезновением людей в обстоятельствах, которые могут предполагать нарушение права человека на жизнь". (Общий комментарий № 6, 16-я сессия) [37 сессия Генеральной Ассамблеи ООН, приложение № 40 (A/37/40), приложение V] пункт 1).

Случаи исчезновения людей также являются нарушением правовых норм, обеспечивающих защиту лиц от пыток, негуманного и унизительного обращения, предусмотренных Статьей 3, взятой отдельно или в сочетании со Статьей 13. Аналогичным образом трактуются и другие правовые нормы по защите международных прав человека. Пункт (2) Статьи 1 декларации ООН "О защите лиц от насильственного исчезновения" гласит, среди прочего, что "любой акт насильственного исчезновения … является нарушением норм международного права, которое гарантирует … право человека не подвергаться пыткам, жестокому, негуманному или унизительному обращению или наказанию". Подобное определение также было сделано Комиссией ООН по правам человека после анализа материалов судебного дела Barbarin Mojica v Dominican Republic (Заявление № 449/1991, Решение от 15 июля 1994 г., пункт 5.7): "Принимая во внимание характер насильственного исчезновения людей во многих странах, Комиссия уверенна в том, что исчезновение людей неизбежно связано с таким обращением с ними, которое составляет нарушение норм Статьи 7 [Международной конвенции о социальных и политических правах]". Рассмотрев материалы дела Velasquez Rodriguez Case, Межамериканский суд по правам человека определил, что длительная изоляция и задержание человека сами по себе являются фактом жестокого и негуманного обращения, наносящего ущерб психическому и нравственному здоровью жертвы, а также нарушением права на человеческое достоинство (пункты 156 и 187). По делу Velasquez Rodriguez Суд, в частности, вынес следующее определение:

"Расследования случаев исчезновения людей и показаний жертв, которые, в конце концов, обрели свободу, свидетельствует о том, что исчезнувшие лица нередко подвергаются жестокому обращению, всяческим пыткам и издевательствам, что является очевидным нарушением права на физическую неприкосновенность личности, предусмотренного Статьей 5 [Американской] Конвенции" (пункт 156).

Рассмотрев материалы дела Suarez Rosero (Постановление от 12 ноября 1997 г.), Межамериканский суд вынес следующее определение:

"Одним из объяснений практики одиночного задержания, рассматриваемой в качестве исключительной меры, является тот серьезный эффект, который удается произвести, таким образом, на задержанного. Действительно, изоляция человека от внешнего мера вызывает серьезные нравственные и психические страдания человека, ставит его в исключительно уязвимое положение, увеличивает риск агрессивных и произвольных действий со стороны тюремных властей" (пункт 90).

Также см.:

Декларацию о защите всех лиц от насильственного исчезновения (Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН 47/133 от 18 декабря 1992 г.)

Самоубийства

                Согласно положениям Статьи 2, государственные власти обязаны принимать соответствующие меры по охране жизни заключенных даже в тех случаях, где речь может идти о самоубийствах или попытках самоубийства. Рассмотрев материалы дела Keenan v the United Kingdom104, касающегося самоубийства заявителя в тюрьме, суд провел тест Osman и пришел к выводу о том, что были нарушены нормы Статьи 2 применительно к фактам данного дела, особенно если принять во внимание то, в каком объеме тюремные власти владели информацией и какие действия были предприняты.

Жертвы преступлений (относится к государственным и частным ответчикам)

Рассмотрев серию дел, касающихся событий на юго-востоке Турции в течение 1990-х гг., страсбургские институты обнаружили, что местные власти не предприняли необходимых усилий для того, чтобы расследовать обращения лиц, обвиняющих представителей сил безопасности в произволе. Было обнаружено, что местные власти нарушили процедурные нормы, предусмотренные положениями Статьи 2.105 Так, например, рассмотрев дело Tanrikulu v Turkey106, Суд обнаружил нарушение положений Статьи 2, выразившееся в том, что турецкие власти не провели эффективного расследования обстоятельств стрельбы, в ходе которой муж заявительницы получил ранение.

Обязанность предотвращать и расследовать смертельные случаи относится не только к тем делам, которые касаются фатальных исходов, причиной которых явились действия представителей власти, но также любого другого подобного случая, о котором стало известно представителям властей.107 Рассмотрев материалы дела Osman v United Kingdom108, Суд обратил особое внимание на ту роль, которую обязаны были играть представители власти в контексте обстоятельств, сопутствовавших убийству отца одного из учеников учителем этого юноши на почве неприязненных отношений. Учитывая обязанность властей предотвращать и подавлять правонарушения, Суд пришел к убеждению, что местные власти знали или должны были знать о существовании реальной и непосредственной угрозы для жизни данного человека от третьей стороны. Суд определил, что местные власти не приняли соответствующих мер в рамках своих полномочий, которые позволяли предотвратить данный риск. Однако, рассмотрев все обстоятельства данного дела, Суд не нашел какого-либо нарушения положений Статьи 2 на том основании, что заявители не смогли конкретно указать на то, что именно спровоцировало действия преступника, о чем должна была знать полиция, и исходя из чего должна была сделать вывод о реальной угрозе для жизни родственника истцов. Используя прецедент по делу Osman в контексте событий на юго-востоке Турции, Суд обнаружил нарушение положений Статьи 2 в деле Kaya v Turkey109, поскольку в данном случае местные власти не обеспечили необходимой защиты и предотвращения реальной угрозы для жизни врача, который подозревался в оказании помощи раненым членам PKK.

Также смотри:

Декларацию основных принципов правосудия в отношении жертв преступлений и злоупотреблений властью